В начале февраля кандидатура Бориса Федорова была внесена в совет директоров “Газпрома”, куда экс-министр финансов входит последние семь лет. О том, как сочетается работа в советах директоров “Газпрома”, Сбербанка и “Ингосстраха” с бизнесом в фонде UFG Private Equity, генеральный партнер фонда БОРИС ФЕДОРОВ рассказал специальному корреспонденту Ъ ЕЛЕНЕ Ъ-КИСЕЛЕВОЙ.

“Сейчас это уже другой ‘Газпром'”

 

– Какая именно структура “Газпрома” вас выдвинула?

– Если честно, сам не знаю. Я только узнал из прессы, что меня выдвинули. Кстати, я и в прошлом году был номинирован в совет от структуры “Газпрома” – “Лидера” (управляющая компания, которая занимается активами НПФ “Газфонд”.–Ъ). Разве это имеет значение? На самом деле даже если тебя выдвинул “Лидер”, еще не значит, что за тебя будут голосовать все структуры “Газпрома”. Все решится в июне. Если я нужен, акционеры меня выберут. Но бегать по рынку, собирать голоса, биться, критиковать Шохина или Ясина я не собираюсь.

– Роль независимого директора в совете директоров “Газпрома” с годами меняется?

– Сейчас это уже другой “Газпром”. Времена сейчас другие, другой расклад сил. Внутри совета директоров политики стало в разы меньше. Когда я в первый раз пришел в совет в 2000 году, “Газпром” был меньше “Сургутнефтегаза” или ЮКОСа по капитализации – как сейчас помню, $4 млрд. Сегодня же капитализация компании где-то $200 млрд. Плюс либерализация акций произошла, и одновременно государство взяло контроль в компании. Сегодня совершенно ясно, у кого в “Газпроме” власть. Поэтому естественно, что роль независимого директора меняется. Да, ты можешь что-то критиковать, но нет такого, как раньше: вот есть плохой менеджмент, который акции контролирует, а государство занимает нейтральную позицию. Теперь в “Газпроме” есть хозяин. И на самом деле принципиальнейшие вопросы все равно согласуются в правительстве, а то и в Кремле.

– Нет такого ощущения, что совет директоров “Газпрома” выполняет чисто декоративную роль?

– Иногда есть и такое ощущение. Понятно, что некоторые стратегические решения мы, так сказать, оформляем. С другой стороны, в любой корпорации, где есть контролирующий акционер, совет директоров не может быть абсолютно независимым. Особенно в России. Назовите мне такую корпорацию, где совет директоров принимает решения вопреки желанию главного акционера. Лично я таких корпораций не знаю. Таких и на Западе нет. Поэтому не нужно преувеличивать роль независимых директоров. И если кто-то из кандидатов будет говорить, что сейчас он придет и все изменит, это будет неправда. Когда не определена политическая, стратегическая цель, повлиять можно. Но по ключевым вопросам (к примеру, если в Кремле решат цены на газ не повышать), да хоть мы тут все разобьемся, ничего не изменить.

– Какие вопросы в “Газпроме” относятся к ключевым?

– Инвестиционная программа, продажа непрофильных активов, международная экспансия… Их как минимум десяток, и почти все они стратегические и политические. Иногда активы, которые покупает “Газпром”, на самом деле приобретает его “дочка”, как это было в случае с покупкой Газпромбанком пакета “Мосэнерго”. Формально совет “Газпрома” не должен утверждать такую сделку, но, с моей точки зрения, это не совсем правильно. На самом деле покупателем выступает “Газпром”, и было бы лучше, чтобы сделка обсуждалась на совете официально.

– Как лично вы относитесь к созданию газового ОПЕК?

– Как независимый директор я считаю, что любые действия, направленные на то, чтобы “Газпром” больше контролировал ситуацию, в принципе оправданны. Наверное, вряд ли удастся создать организацию по типу ОПЕК, которая будет фиксировать цены, но координация между ключевыми производителями газа нужна – будь это Иран или Туркмения. Для чего? Для того, чтобы мы имели нормальные цены и чтобы нас не разводили другие. Нас же периодически пытаются сталкивать лбами. А настоящего газового ОПЕК все равно не будет. Ведь и нефтяной ОПЕК имеет относительное влияние. Его возможности регулировать цены никогда не были абсолютными.

– Что вы думаете о стратегии “Газпрома” в Европе?

– Я могу высказать только свое личное мнение. Думаю, что “Газпром” абсолютно правильно хочет приблизиться к конечному потребителю. Потому что если там, в Германии, газ продают по $400 за 1000 кубометров, а мы продаем, условно говоря, по $200, значит, оставшиеся $200 кто-то кладет себе в карман. Правильно? Чем ближе ты к конечному потребителю, тем большую маржу ты снимаешь со своего газа. Чего здесь некоммерческого? Нас учили капитализму, мы и научились. А чего тут такого? Мы же эти трубы из Европы не унесем. У “Газпрома” сейчас есть возможности начать экспансию. Во-первых, доходы другие, во-вторых, занимать он может существенно больше. Почему бы не использовать это, чтобы сделать бизнес более прибыльным. Думаю, что стратегия в принципе правильная. Правда, иногда “Газпром” действует немного с наскока. Европейцы – пугливый народ, надо с ними спокойно вести диалог. Помните, в свое время в Нью-Йорке японцы небоскреб покупали, и вся страна обсуждает: все, конец Америке. Ну, купили они Рокфеллеровский центр, потом он упал в цене, они его продали, потеряли на этом деньги. Но Америка от этого ничего не потеряла. То же самое сейчас и у нас: все боятся, когда иностранцам что-то принадлежит.

– Кстати, об иностранцах. Уже понятна схема, по которой будут допускать иностранцев в Штокмановское месторождение?

– Этого я не знаю. На совете это не обсуждалось. Чего не было, того не было.

– Программа стимулирования персонала “Газпрома” принята?

– Мы ее одобрили. Во всяком случае, я за нее голосовал. Там неплохие опционы, но деталей не помню. Насколько я понял, в программе нет членов совета директоров, поскольку, как резонно заметили некоторые из них, часть совета получает опционы в качестве менеджеров. Однако обычно в компаниях программа опционов одна на всех. С другой стороны, пускай люди зарабатывают. То, как капитализация “Газпрома” растет, лично мне не жалко. Не надо жадничать.

“Ясно, что Сергею Игнатьеву не до коммерции”

– Работа в совете директоров других компаний чем-то принципиальным образом отличается от работы в “Газпроме”?

– Все советы директоров разные. К примеру, в “Ингосстрахе” нет никакой политики, там абсолютно жесточайшая прагматика – все очень детально рассматривается. Я не знаю больше ни одной компании, где бы директора так подробно, по два раза в месяц все обсуждали. В “Ингосстрахе” существует очень жесткий контроль совета директоров за менеджментом.

– Почему “Ингосстрах” отказался от выхода на IPO?

– Насколько я понял, основные акционеры посчитали, что на этом этапе нецелесообразно выпускать на IPO 15%. Ну, и что это, в общем, дает? На IPO идут, как правило, когда компания быстро-быстро росла и владельцы хотят частично выйти из бизнеса. В случае же “Ингосстраха” ситуация стабильная, все хорошо контролируется, но это не тот рынок, куда через два года придут бешеные деньги. Страхование вообще не та сфера, где возможны бешеные прибыли. Я, например, считаю, что такой компании, как “Ингосстрах”, нужно либо идти дальше и покупать кого-то, либо продавать крупный пакет стратегическому инвестору из числа страховщиков.

– Западному?

– Да. Желательно западному. Страхование – специфический вид бизнеса, здесь с наскока ничего не сделаешь. Это очень долговременная стратегия. Если акционеры “Ингосстраха” не собираются выходить из бизнеса, значит, нужно думать о стратегии. А вариантов немного: либо ты выбираешь экспансию, либо сам должен продать 30-40% какому-то стратегу с перспективой, что через год, два, три, пять он полностью выкупит компанию. Но это опять же выбор владельцев.

– Работа в совете Сбербанка сильно отличается?

– Специфика Сбербанка заключается в том, что контрольный пакет принадлежит не просто государству, а Центробанку, который одновременно является регулирующим органом. Это абсолютно уникальная ситуация, которой нет больше нигде. Это, конечно, накладывает отпечаток на работу совета, где большинство представителей государства – люди из ЦБ. В этом смысле на наблюдательном совете Сбербанка довольно специфическая атмосфера, она менее коммерческая, чем в “Газпроме”. В “Газпроме” все понимают, что людей надо стимулировать. Необходимость принятия опционной программы в Сбербанке я много раз выносил на обсуждение совета, но пока это не прошло. Даже решение о выплате вознаграждений членам совета, по-моему, первый год, когда приняли (правда, его можно назвать символическим – 200 тыс. рублей).

Мы часто обсуждаем такие вопросы, как последняя проверка Сбербанка ЦБ, или какие-то инструкции штудируем. Хотя, с моей точки зрения, совет должен интересоваться прибылью или эффективностью вложений в расчете на каждого сотрудника. Наверное, было бы оптимальным, чтобы собственником был не ЦБ, а Росимущество или РФФИ. При всем уважении к Сергею Игнатьеву (я понимаю, что ему очень сложно, как до этого сложно было Геращенко или Дубинину), он – председатель совета Сбербанка и одновременно председатель ЦБ. И ясно, что ему не до коммерции. Никогда не забуду, когда при Геращенко обсуждали новый устав, там оказался пункт о том, что главная цель Сбербанка – извлечение прибыли. А он говорит: “А что, разве Сбербанк – коммерческая организация?” Я не шучу. Получается, что Сбербанк – это какая-то специфическая контора, которая социальные функции выполняет, пенсионерам деньги выдает почти бесплатно, кучу вещей делает, которые государство от нее требует. Попробуй закрыть филиалы в сельской местности. “Но они же нужны!” – тут же говорят. Если так – дотируйте из бюджета. Сделайте строчку “социальная функция Сбербанка” и дайте ему полмиллиарда долларов в год.

– Это правда, что сотрудников Сбербанка обязали выкупить определенное количество акций из допэмиссии?

– Я такого не слышал. Думаю, такого не может быть.

– А в чем специфика “Седьмого континента”?

– “Седьмой континент” – чисто коммерческая организация, и атмосфера там деловая и абсолютно без политики. Но там нет ощущения, которое, допустим, есть в “Ингосстрахе”, главные акционеры которого хотят очень детально и жестко все контролировать. Специфика в том, что на совете мы рассматриваем огромное количество бумаг, связанных с арендой помещений. Столько бумаг, как от “Седьмого континента”, больше не поступает ни от кого. Это просто невероятно. Там довольно низкий порог сделок, требующих одобрения совета. И еще совет в “Седьмом континенте” проходит по большей части заочно.

– Стратегические вопросы, например, приобретение новых сетей, обсуждаются советом или такие решения принимают собственники “Седьмого континента”?

– Естественно, одобрение сделок происходит на совете. “Континент” – компания очень открытая, по-моему, секретов там вообще никаких нет.

– Действительно ли “Седьмой континент” ведет переговоры о покупке “Рамстора” и сети “Азбука вкуса”?

– На данный момент, я думаю, нет. Во всяком случае, я о таком ничего не слышал.

– Это правда, что “Седьмой континент” планирует вложиться в гостиницы? По нашей информации, компания закрывает сделку по приобретению 20 гостиниц в Москве.

– В первый раз слышу. Не нужно путать “Седьмой континент” как сеть магазинов с другими бизнесами его владельцев. Сам “Континент” не владеет недвижимостью, насколько я понимаю. У нас аренда одна, а вся недвижимость в другой компании, принадлежащей владельцам “Седьмого континента”. Если та компания собирается покупать гостиницы, почему бы и нет. Но это никакого отношения к ритейлу не имеет. Как и в других всех ритейловых делах, недвижимость – только обуза, потому что так труднее считать стоимость компании. Когда-то у “Континента” была недвижимость, но было принято решение полностью это развести на два бизнеса.

“В нас они изначально подозревают жуликов и отмывателей”

– Работа в советах директоров крупных компаний не мешает вам в бизнесе фонда UFG Private Equity?

– Нет, не мешает. Наоборот, приобретается новый опыт. Если ты сидишь в наблюдательном совете Сбербанка, то волей-неволей начинаешь следить за банковской системой. В итоге у нас в фонде появился банковский проект. В настоящее время мы находимся в стадии закрытия сделки по приобретению 50% московского банка “Унифин”. Думаю, через неделю-две мы об этом объявим официально.

– Зачем вам банк?

– Финансовый сектор очень перспективный с точки зрения инвестиций. Если бы я мог найти еще два банка, я бы их приобрел. Только где их найти! Взять, к примеру, журнал “Коммерсант-Деньги”, там постоянно пишут в разделе объявлений: продаем банк. И тут же с такими же телефонами объявление: покупаем банк. Но, как правило, продается только лицензия, никакого банка нет на самом деле.

– Какие банки вас интересуют?

– Банк должен иметь потенциал роста, для этого он должен иметь баланс хотя бы в полмиллиарда долларов и капитал $70-100 млн. Из направлений бизнеса – ритейл, ипотека, малый и средний бизнес. В банковском секторе простор для маневра достаточно большой. Посмотрите, как Ситибанк прогрессирует. Таких историй успеха еще может быть не один десяток. Однако самая большая проблема банковского законодательства в России состоит в том, что оно сделано для того, чтобы помешать фондам типа нашего покупать финансовые активы. В нас они изначально подозревают жуликов, отмывателей и т. д. Такие фонды, как правило, офшорные, что само по себе для ЦБ уже негатив. Мало того что фонд там зарегистрирован на Каймановых островах, в нем еще 40-50 инвесторов, и многие из которых – американские граждане и иностранные компании. И вот начинается: предоставьте нам одни документы, другие… Хорошо еще, что у нас 50 акционеров. А если бы их было пять тысяч? Поэтому процедура приобретения банка страшно долгая, документы много раз переделываются.

– Если брать структуру вложений вашего фонда, то на банковский сектор сколько приходится?

– Примерно 6%.

– А самый большой процент вложений фонда?

– Пищевая промышленность – 26%, золотодобыча – 23% и газета “Жизнь” – где-то 20-22%.

– Это правда, что вы ведете переговоры с Axel Springer об обмене медийными активами?

– Встречи были, но их нельзя назвать переговорами. Обмен медийными активами с Axel Springer нам достаточно интересен, особенно если это совпадет с нашими интересами в отношении газеты “Жизнь”. Немцы вполне могут стать теми партнерами, которым мы сможем продать наш медийный бизнес через несколько лет. Однако на этом этапе никто не может сказать ничего конкретного, потому что у них нет четко сформулированного предложения. Они же не говорят: мы хотим продать свое российское подразделение. Тогда это только вопрос цены. Возможно, через несколько недель что-то прояснится, они сами определятся, чего хотят: продать или обменяться акциями.

– Какой вариант устраивает вас?

– Мы готовы рассматривать любые варианты. Однако на сегодняшний день наш инвестиционный комитет не рассматривал такого проекта. У нас даже нет информации, которую можно было бы рассматривать. Но потенциально нам интересен любой медийный проект, если он нам выгоден. У Axel Springer есть “Форбс” – солидное имя. Все остальное более проблематично. У ОК! с “Жизнью” есть синергия – примерно об одном, что называется, говорят. Но медийные активы – это не самоцель, мы не бегаем по рынку, никого не пытаемся купить.

– Не помешает ли этим планам скандал с участием миноритария ИД “Жизнь”, который грозится оспорить сделку по его продаже?

– Эта дама, насколько я понимаю, была когда-то акционером издательского дома “Жизнь”. Так вот мы к ИД “Жизнь” не имеем никакого отношения. Насколько я знаю, там проводились экспертизы, никаких подделок подписей не было, а дама написала книгу и пытается на этом скандале подраскрутиться.

– На каком этапе находится ваш табачный проект “Нево-Табак”?

– Идет повседневная работа, достаточно рутинная. Пытаемся продавать новые виды сигарет. Говорят, что вот в “Седьмом континенте” уже продают наши сигареты. Кроме того, ведем поиск площадки для переезда. Мы хотели в Пулково переезжать, но затем передумали. Там слишком дорогая земля. Не надо на Николиной Горе выращивать картофель, достаточно продать землю новым русским, и все будет хорошо.

– Ваш фонд недавно стал совладельцем масложирового предприятия. Участники рынка говорят, что собираетесь там производить сырье для производства биодизеля. Это так?

– Наш завод будет производить высококачественное растительное масло класса премиум. Хотя периодически возникает вопрос, можно ли в Армавире разместить дополнительное производство, связанное с производством сырья для биодизеля. Однако пока идет поиск технических решений. В принципе я считаю, что любые энергосберегающие проекты перспективны: и ветряки, и микрогидротурбины. Недавно мы запустили новый проект под названием “Биоспарк”, в рамках которого собираемся построить десять мини-заводов по производству пеллет. Первый завод вскоре начнет работать в Калужской области. Ведем поиск производственных площадок в Центральной России, на северо-западе. Пеллеты – это что-то типа карандашей из прессованного дерева, как-то переработанного, чем-то пропитанного, которые бросаются в котлы вместо угля и горят с таким же КПД, как уголь. При этом грязи по сравнению с углем гораздо меньше. В Швеции уголь уже запретили жечь.

– А потребитель есть?

– На данном этапе мы больше ориентированы на экспорт, потому что там уже есть рынок, хорошие цены. Во всей Европе, в Германии, в скандинавских странах это уже вошло массово. Однако в перспективе мы рассчитываем на российский рынок. Придет время, когда “Газпром” сделает такие цены на газ, и всем мало не покажется. Тогда все дружно будем закупать пеллеты.

– Основной объем средств фонда уже размещен?

– Да, больше $200 млн. Еще около $80 млн пока свободны.

– Есть идеи насчет новых вложений?

– Присматриваемся к розничным сетям, гостиничному бизнесу. Подробности рассказать пока не могу. Скажу только, что речь идет о приобретении доли в уже существующих сетях. Гостиничный бизнес мы вообще считаем крайне перспективным. На сегодняшний день в России нет ни одной сети, где было бы 50 или 100 гостиниц. Речь идет, конечно, не о шикарных гостиницах в центре Москвы, а об эконом-классе.

– Сколько готовы вложить?

– Пока об этом рано говорить. Кстати, с планами вхождения в гостиничный и розничный бизнес связана идея создать специализированный фонд недвижимости. Мы твердо решили, что недвижимость – магазины и гостиницы – надо отделять. Для фонда недвижимости доходность будет меньше, чем в Private Equity, но когда покупаешь, допустим, 20 объектов, они приносят процентов 10-12 годовых в виде аренды, и плюс недвижимость растет в цене. Этот фонд будет держать объекты, через пару лет их продаст, а новые купит. Думаю, для начала объем фонда будет где-то $50-100 млн.

– Речь идет об объектах в Москве?

– Вряд ли у нас что-то будет в Москве. Пока мы смотрим объекты от Петербурга до Новосибирска. Думаю, что до июня такой фонд будет создан, а во втором полугодии можно сделать второй фонд Private Equity с тем, чтобы плавно переходить дальше. Сотрудникам станет скучно, когда все деньги будут инвестированы, надо двигаться дальше. Каждый день происходит что-то новое, приходят какие-то люди, что-то изменяется.

 

---

Кто такой Борис Федоров

Родился в 1958 году в Москве. Закончил Московский финансовый институт в 1980 году. В 1985 году защитил кандидатскую диссертацию, а в 1990-м – докторскую. Деловую карьеру начал в 1980 году в Госбанке СССР, где работал до 1987 года. 1987-1989 годы – Институт мировой экономики и международных отношений. В 1990-1991 годах – министр финансов РСФСР. В начале 1990-х работал в Европейском банке реконструкции и развития (Лондон), был исполнительным директором от России в совете директоров Мирового банка. С декабря 1992 года по январь 1994 года – зампред правительства РФ (с марта 1993 года одновременно – министр финансов). В 1994-1998 годах – депутат Госдумы. В 1998 году работал министром налоговой службы. С 2000 года входит в совет директоров “Газпрома”. Входит также в советы директоров “Ингосстраха”, Сбербанка и “Седьмого континента”. Председатель Русского экономического общества. Автор Англо-русского банковского словаря. Увлекается книгами по истории России.

 

---

UFG Private Equity Fund

UFG Private Equity Fund является фондом прямых инвестиций, который работает в России и в ближнем зарубежье. Фонд основан Борисом Федоровым 2 ноября 2005 года и находится под управлением компании UFG Asset Management. Размер фонда – $280 млн. Портфель проектов состоит преимущественно из крупных пакетов акций быстрорастущих компаний, имеющих существенные перспективы для дальнейшего развития. В их число входят золотодобывающие компании “Сигма” и TransSiberian Gold, туристическая сеть “Куда.Ру”, газета “Жизнь”, производитель растительного масла “Бакар”, табачная компания “Нево-Табак” и ряд других.